Как-то раз мне вдруг взбрело в голову, что я хочу писать сценарии. Я не обратила на это хотение особого внимания, я много чего хочу всякого странного, это обычно проходит и не приходится ничего делать.

Но это несчастное желание три (!) года являлось ко мне в разных вариациях: вот я сижу в 4:55 утра за компьютером, рассвет, я слушаю Пинк Флойд и дописываю последнюю сцену сериала, дедлайн в 5:00, отправляю редактору, он в экстазе присылает мне голосовое: "Ирина, это гениально! Мы уже начали это снимать!", а я тихо сплю на столе, кофе выбежал из турки, орет пожарная сигнализация, а я сплю, уткнувшись лбом в клавиатуру, аааааааааааааарпнарпааааааааа56ааааааааааае

Или: Тарантино кричит со сцены: "Бэст ориджинал скринплэй! Айрина Полуэкхэкхэтв" и я бегу, бегу, развевается мое красное атласное платье, я запинаюсь, падаю, встаю, зал хохочет, я хохочу, забываю слова речи, которую написала накануне утром в чьем-то трейлере, спасибо мама, папа, сестра, а также Александр Молчанов: вот да, так и скажу, надо бы пойти к нему на курс для начала, но это потом, потом, сейчас я еще немного помечтаю, вот, например, как мы с Деймоном Линделофом перекидываемся идеями для нового сценария, аки жонглеры...

На третий год мне как-то порядком поднадоело об этом думать, и я поняла, что это тщеславное желание от меня не отстанет, пока я не попробую и не пойму, надо ли оно мне вообще или надо придумать себе другое тщеславное желание.

И я пошла в сценарную мастерскую Александра Молчанова писать полный метр. И вот буквально неделю назад я закончила его писать. Это были какие-то безумные, сложные, самые счастливые и самые несчастные три месяца в моей жизни. Когда я сдала одно из первых заданий, Александр написал: "Ох. Ирина, вот смотрите..." И дальше комментарий в уведомлении не отображался. И я еще часа три не могла его открыть и прочитать полностью. Я навсегда, кажется, запомню этот "Ох" и как он еще неделю прожигал дыру стыда где-то в районе солнечного сплетения. Дальше в комментарии были рекомендации, как сделать так, чтобы было не ох. И в конце: "Дайте вашему герою шанс. И вашему зрителю тоже". И я не дала.

Я прочитала комментарий и подумала: "Ирина, зачем ты вообще это сдала? Позорище. Какой еще Тарантино, какой Голливуд, какой Линделоф? Ты даже сюжет не можешь придумать нормальный." И всю неделю я безуспешно пыталась засунуть этот стыд куда-нибудь подальше. А вечером в среду я села за стол, попросила помощи у моего райтерз рума в лице сестры и подруги, и мы придумали много всяких чудесных штук. А спустя десять часов, в четверг в 8:55 утра был готов поэпизодник. А в 9:00 я начала, как обычно, работать офисным планктоном. Часов в 12 дня я получила комментарий от Александра: "Ирина, очень круто." И еще несколько чудесных комментариев от коллег-сценаристов о том, что поэпизодник им понравился. Всю неделю я ходила (в основном, конечно, сидела, радостно самоизолировавшись) надутая от гордости, а за день до дедлайна вспомнила, что надо бы уже вообще-то начинать писать. Сначала я целилась своим сценарием в номинанты Оскара, в Луну, в звезды, в другие галактики, переписывала диалоги, выверяла детали; весь этот перфекционизм приводил к тому, что каждый четверг в семь утра я сидела перед компьютером в экстазе и отрицании: через два часа на работу, я завариваю себе еще кофе, успеваю-таки до дедлайна, но диалоги сырые, герои передают друг другу чай вместо чашек, тут и там висят какие-то левые детали, не относящиеся к сюжету... Каждые выходные и каждую среду я повторяла себе слова Александра: "Лучше вы напишете неидеальный сценарий, чем никакой".

И я его написала! Мой неидеальный камерный триллер (я так и не поняла, почему и каким образом получился триллер, я вообще-то хотела драму). Он – про домашнее насилие, про красавцев, превращающихся в чудовищ, про настоящую дружбу, про женщин — классных, сильных, смешных, независимых, немного зависимых, грустных, отчаявшихся, трогательных, бесстрашных, прекрасных.

И, кажется, я больше не хочу писать сценарии. Но это вообще уже даже неважно, я придумала себе новое тщеславное желание — буду писать роман! И Букер, и Нобелевка, и мальчик, в которого я тайно влюблена и которому посвящу этот роман — все они машут мне рукой, подмигивают, заигрывают, приглашают в бессонные ночи. Кайф